Я несказанно рада своему попаданию в театральный мир. Сложный и противоречивый, он раз за разом срезает мои углы, шлифует и совершенствует меня как личность. Столько всего здесь сочетается... Даже несмотря на то, что я аккуратно хожу по краю этого мира, древнее чудовище уделяет и мне свое внимание. То приласкает, то втопчет в грязь, то вытащит обратно, умоет и поцелует, лишь только для того, чтобы оглушить новой пощечиной. За последние два года состояние полной растерянности и униженности превратилось в норму. Сначала казалось, что я вольна и свободна бежать прочь в любой момент, но теперь стало понятно, что театр уже очень давно защелкнул на моей шее поводок, и я послушно следую за своим чудовищным мастером. Бежать? А зачем? Ведь и под крылом древнего чудовища хорошо. Что мне дадут лишние лет двадцать жизни, которые я выиграю, отказавшись от театра? Ну пусть я поседею, под хной все равно не видно. Пусть я света белого не увижу из-за стен цехов и мастерских, внутри все равно интереснее. Я совсем не понимаю театр, но люблю, люблю бесконечно.

Человек, что ненароком унес мое сердце - сценограф-костюмер. Мы работаем вместе. Он тих и сосредоточен на своих мыслях, в меру брезглив и педантичен. Говорит так, будто листья шелестят на ветру, зачастую его речь с первого раза понимаю только я. Он чертовски красив, хотя, похоже, так думаю в нашей компании только я - он худой, чуть ссутулый, с безумно красивыми руками, с темными вьющимися волосами и рассредоточенным взглядом неярких глаз сложного цвета. Его легко смутить, и он смешно и чуть напуганно морщится. Чуть ли не подпрыгивает, когда предлагаешь ему сигарету, и неизвестно, как бы он дернулся, узнай, что пачку не самых тривиальных вкусных сигарет я держу специально для него, и мне нравится, когда он пахнет моим вишневым дымом. Он тяжело сходится с людьми, и в этом я его даже слишком хорошо понимаю. Когда в теплых вечерних сумерках в парке он рассказывал мне про театр и безнадежность, мне хотелось вскрикнуть: "Только позволь мне быть ближе, и я буду вертеться и прыгать как юла, вылавливая тебе любые связи, только не прекращай, не сдавайся, не опускай руки!". Но дружественные гомосексуальные птички пошарили гейдаром и на следующий день нашептали мне, что он из их лагеря, и я совсем растерялась. С одной стороны, стало легче, потому что я последнее время просто извелась в брачных танцах, а он все так же тих и осторожен, хоть и говорит со мной чуть более охотно. А с другой - верить ли? Если все верно, то мне стоит перестать его смущать своим девичеством, наверное... А если нет? И что же тут поделать? Он прекрасен, и мне хочется сделать этот косой и колючий мир хоть каплю уютнее для него, не могу смотреть, как костюмер морщится и дергается на очередном жизненном ухабе.

Все не очень радужно, но определенно неплохо.